Июньский день дарит солнцу рабыню — плакучую землю.

А ночь, ночь дарит мне запах жасмина.

Что может быть хуже измены? Привычка. Я изменил ночи и привык к этому. Каждый день рука включает лампу, и, как только свет обжигает мой дом, ночь отпрыгивает от окна, нервно задергивает темную штору. На шторе, наверное, есть узоры.

Тонкие японские узоры, но они не для меня. Я изменил ночи.

Заварился чай, я разлил его Красным и Черными морями в высокий стакан и широкую чашку. Чай удивителен. Как смог он собрать жару дня и запах ночи? Силу первого и слабость второго. Слабость побеждающую силу.

Я и настольная лампа читаем одну книгу. Склонились — голова к голове, — я люблю с ней читать одну книгу. Лампа читает быстрее, она всегда читает быстрее, и потом вертит головой, заглядывает под стол, тянет шею к окну. Иссохло Черное море, чашка пуста. Остыло Красное. Я читаю книгу. Лампа читает книгу.

Кричит Будильник. Четыре утра. Встаю, беру стакан, выливаю Красное море в окно. Море полоской разлилось над полем. Рассвет.

1991