Город губами труб цепляется за беззащитное небо. Ночью трубы мигают воспаленными огоньками, полагая, что их принимают за звёзды; днём пускают глупыми ртами въедливый дым, надеясь родить облака. А человек, что душит нервными затяжками тонкое сигаретное тело, надеется родить хоть огонёк и дым.

Здесь город. Здесь каждый живёт подобием. Колченогий фонарь мнит себя луной, но отвергая кроткость луны, лезет и лезет в глаза: «Я исток света.» Грязный, затёртый до блеска ковёр рядится в зелёное, ворсом равняясь с травой.

Мёртвые столбы зовутся деревьями, а если и живо где дерево, режут и рубят его по образу своему. Заводы шипят и орут — бесспорно, это ветер и птицы. Люди здесь великие фантасты. Они отчеканили себе своё солнце и делят его на число. Они построили себе муравейники и называют их домами. Они отупели до прямых углов и величают это эстетикой. Загнали воду в краны, тепло в батареи. И имя придумали — город.

Но это мой город. Там, в полях, я дик и ничтожен. Здесь — я силён и смел. Лень дурманит его путь, он заставляет меня искать. Я — сын города. Он — мое общество.

1991