Чуткие пальцы сумерек быстро-быстро переминают комок города. Стираются тон и цвет, довлеют над глазом силуэт, пятно и фантазия.

Шестнадцатый этаж — чудная пристань. Два ковра — подо мной и надо мной. Один — тяжёлый, правильный; другой — безмерный и тонкий. Первый — это я, город. Второй — я не знаю его имени, хотя вместе мы уже тысячу лет; он смотрит на меня только ночами. То, что днём называли мной, теперь он назовёт Багдадом. Это его право, и мои заскорузлые пальцы труб пусть будут для него минаретами. И ветер, что бродит меж труб — ну почему он должен бродить и выть — пусть споёт мне ветер пряную песнь Востока. Пусть споёт негромко и нежно, пусть убаюкает меня, пусть простит мне мой сон. Но как только я усну — уснёт и он, когда проснусь — он тоже проснётся, но если я проснусь слишком поздно, он уйдёт.

Я жду его. Мне надоел этот пыльный дневной маскарад спешащих машин, пешеходов, эти серые ступени домов, это всё, всё — и жёлтое небо. Мне надоело резкое и чёткое. Я жду вечного и тихого. И когда он придёт, я буду снова стоять у окна. Подо мной скрипят шестнадцать ровных этажей, под рукой — бутылка молока и хлеб, окно открыто, я думаю о предстоящем полёте.

1991