Статьи об
Олеге Прусове
Статья Любови Базан
Одна из главных трудностей в ремесле критика состоит в том, что нельзя повторяться, а тем более преподносить читателю общеизвестные истины. Но вот беда, иногда трудно бывает начать разговор, не отталкиваясь от очевидного. Так и сейчас: прежде чем написать что-либо об Олеге Прусове и Викторе Лосьминском, столь удачно объединившимися в творческий, хотя и малочисленный, но все же союз «Убикус», я должна высказать довольно банальную мысль: каждый художник творит лишь свой собственный мир, только отчасти родственный нашему общему. Впрочем, если говорить именно об этих художниках, то они скорее сами живут в какой-то отдельной вселенной, чем просто ее изображают. То есть бывают они, конечно, и среди нас, смеются, шутят, продают картины и тратят деньги — ведут себя «как все». Но потом снова уходят в иные измерения, в свой мир, плотно закрывая за собой двери.
Я им не завидую. Там мрачно как в Дантовом Лимбе, и бремя вечных вопросов ложится на плечи отважившихся на посещение. Печален и тих их сумеречный город, чья жизнь застыла под «Каменным дождем», его обитатели застигнуты в неподвижности, а сказка — не с заведомо добрым концом...
Нет, образы Олега Прусова и Виктора Лосьминского вполне земные. Никаких нимбов, огненных глаз, сатанинских страстей и прочих атрибутов, повергающих в трепет наивных зрителей выставок в духе «Малой Грузинской» недавних годов. И все же ореол какой-то особой значимости сопровождает каждую работу художников.
Мы привыкли самодовольно полагать, что художники отражают наше бытие. Но чей же мир реальность, а чей — отражение оной? Следуя академику Платону (а следовать хочется именно ему, а не, например, академикам АХ СССР, которые тоже в свое время много о чем написали) — все мы лишь тени эйдосов, первоидей на стенах платонической пещеры, а образы В. Лосьминского изображают как раз то, что отбрасывает тень. Присутствие отсутствующего персонажа вовлекает зрителя в иррациональную игру, в ощущение «здесь и не здесь», как в эманацию всего сущего. Пласт жизни или экспрессия чувства берется художником и вываривается, выпаривается до тех пор, пока не получается абсолют, изначальная формула, а она, как и все формулы, проста. Отсюда немногословие и образная лаконичность В. Лосьминского, и щемящее чувство одиночества и неуюта на его холстах, и постоянное присутствие на них тех, кого нет, но кто только отбрасывает тень.
Они бывают разными, эти формулы, и приложимы и к абстрактным, и к конкретным понятиям, как например, к зеркалу в картине «Зеркало моего несчастья» (1991 г.), осколки которого на фоне космической синевы неумолимо сыплются вниз, превращаясь в блестящие кристаллы — сущность всего, что когда-то было единым. Или к углу пустого пространства («Мой маленький призрак»), безысходная пустота которого беспредельна, хотя и ограничена жесткими плоскостями стен.
У обоих художников достаточно часто встречаются тематические совпадения, словно они определены особой, понятной только им одним, средой существования. Не раз появляется пустой стул, окно, за которым ничего нет, одинокий предмет, словно забытая кем-то чашка. Но мир Олега Прусова, пожалуй, более конкретен, он вбирает в себя не только знаки сущего, но и образы, существование которых может составить то, что называется «сюжет».
Усталость «Ангела», сидящего за пустым столом — и в монохромности общего общего тона картины, и в стертых чертах его лика, и в болезненной выразительности линий. Вообще линия, как средство выразительности крайне важна для Олега Прусова, она — всегда граница, отделяющая его образы от нас и нашего мира. Напряженная экспрессия линий, например, в картине «Последний день сентября» не только ограничивает их телесную суть, но и бесконечно усиливает драматургию сюжета, за которым извечная неспособность к пониманию другого существа и обреченность на тоску и одиночество.
Художники Виктор Лосьминский и Олег Прусов отгораживают, отвергают от себя суетную часть конкретного мира, они причастны к нему лишь постольку, поскольку причастны к миру мифов и притч, а точнее к тому, о чем они сочинены. В сумерках и непокое своих картин они ищут ответы на извечные вопросы, хотя в глубине души не могут не понимать, что ответов нет. Они не выходят навстречу зрителям за пределы своих холстов, а наоборот — приглашают нас в их магическое пространство, под «Каменный дождь» в (увы!) сумеречный город, чтобы уже оттуда смотреть на то, что мы по наивной привычке называем «реальностью».
Любовь БАЗАН
