Между белым и белым — белое. Хлопья снега блуждают в безветрии, меняя плоскость неба на плоскость земли лишь за тем, чтоб через зиму, обратившись водой, оставить и это пристанище, искать себе новой глубины, и, найдя ее, не успокоиться снова.

На плоскости земли, в безбрежьи скучающей тоски стоит человек. Протягивает вперед руку, разжимает озябшие пальцы.

— Лети!

В ладони — снегирь. Встряхивается, расправляет крылья, недоверчиво клонит клюв.

— Лети же, — ласково шепчет человек.

— Куда? Одинокая степь, мертвый лес, могильная тишь.

— Неужто и ты несчастна, красногрудая птица?

— С чего быть счастью...

— Зачем тебе счастье, у тебя – красота.

— Что с красоты, когда нет свободы.

— Зачем же свобода, ведь есть же достаток?

— Зачем мне достаток, когда нету счастья...

— Даю я свободу, ищи свое счастье.

— Искать? В объятьях ветра, в промерзлой кости? А если не будет его, счастья-то?

— Лети. Ну что ж ты?

Сложились покорно крылья.

— А что же счастье?

Впились крепче в мякоть ладони перья.

Вздохнул человек. Сжал пальцы, прикрылся плащом и пошел прочь. Не тянулись за ним следы, но таяли кристальные снежинки на бледном лице его.

А там, где стоял человек, осталась в снегу красногрудая птица. Рассыпались черной ягодой капли крови, разбили белизну снежную. Слишком чист был снег, чтоб остаться нетронутым, слишком красив, чтоб не быть близким к смерти.