/ Главная / Статьи / Мир грустного арлекина - статья Натальи Сидоренко в газете «Вечерний Витебск» /

Статьи об
Олеге Прусове


Слово — кривое зеркало, слово искажает память.
Олег ПРУСОВ

Мир грустного арлекина

Есть люди, встречу с которыми мы запоминаем на всю жизнь. Их лица при­тягивают, а голоса завораживают. Слова, сказанные ими, западают глубоко в душу. И видишь, как несет на себе чело­век великую печать тайны и трагично — высокой судьбы. Ибо все высокие судьбы — трагичны. Именно таким человеком был витебский художник Олег ПРУСОВ.

Первое мое впечатление, когда увидела Олега: какой трогательный, утонченный мальчик, но уже спустя секунду — новый взгляд — и передо мной был грустный Арлекин с меланхолично-саркастичной улыбкой. Поражали диапазон и быстрота смены ликов — от юноши до старика.

Помнится, как я пришла к художнику, уже слепнущему, когда он не мог больше заниматься живописью, пришла, чтобы пожало­ваться: «Меня никто не понимает. Живу в своей сказке. А реальность угнетает...» Олег на это ответил: «Каждый должен иметь смелость жить в своей сказке. И чем меньше людей живет в ней, тем лучше». Действительно, этот человек умел и имел смелость жить в своей сказке, своем личном мире. Не каждый может себе такое позволить. И живопись, стихотворения были лишь отражением этого мира — мира поэзии, метафор, разбитых надежд, подлинных искренних чувств. Может быть, поэтому Олег когда-то заметил: «Искусство — это другое государство, а не провинция нашего бытия».

И нигде это так не ощущалось, как в доме художника, где он сам устанавливал законы. Все вещи в доме были живыми. Полное ощущение, что у каждой комнаты — свой характер.

В то время, когда цивилизация идет к технократическому мышлению, расчету, утилитарности, художник пишет натюрморты, в которых обычные предметы — чайники, чашки, стулья — начисто лишены утилитарных целей. Каждая вещь у него имеет свою душу, живет своей самостоятельной жизнью. Вглядитесь в работы «Белый натюрморт», «Хозяйка парного молока», «Кресло императора»... Но не только вещи были другими в доме Олега. Здесь само время шло по-иному. Оно было живым, ощутимым. Эстетика или творчество во всем, любое чаепитие превращалось в чайную церемонию (участие не только чай пьющих, но и самих предметов). И все вместе: чашки, аромат чая, глаза, голос, шепот часов, метель за окном создают ту самую атмосферу удивительности собственной сказки. «Искренность превыше всего» — эти слова относятся в равной степени и к жизни, и к творчеству Олега. Может, поэтому его работы никогда никого не оставляли равнодушными. Были, конечно, не только положительные отклики, много и отрицательных. А вот равнодушие? Его не было никогда.

Живопись Олега Прусова не расслабляет и не успокаивает. В наш век, когда искусство становится все более поверхностным и раз­влекательным, его работы продолжают за­давать нам вечные вопросы. «Зачем этот бедный город, эти несчастные люди, эта страшная жизнь?» — как бы вопрошают они. Вся жизнь художника — духовный поиск, попытка познать мир и собственную душу.

Отсюда его интерес к философии, литературе. Но все-таки сначала живопись. Среди работ Олега Прусова не встретишь пейзажей. Взгляд художника сосредоточен на человеке и его мире. Поэтому так много портретов. Но это не портреты в буквальном смысле слова. Есть образ, есть следование собственному канону, есть духовное наполнение цвета, нет живописной фотографии, фантазия художника не ограничена реальностью. И в «Портрете несносной Илоны», «Укротительнице пчел», «Похитителе идей», «Победителе настурций», «Пьянице» все элементы картины формируют эту образность.

С болезненной остротой и неумолимой ясностью в портретах Олега изображен тот трагизм, которым пронизано все подлиннее искусство нашего века, — трагизм художника, все явственней осознающего, что очень трудно жить в мире, где правит толпа обывателей, где цивилизация приводит человека к духовному опустошению... Таковы работы «Одиночество вдвоем», «Жертва и Палач», «Икар», «Человек без времени», «Ребенок».

Поистине трагического звучания минорная направленность творчества достигает в картине «Троица». Что сделал с Троицей XX век? Ничего не осталось от рублевского вселенского единения и абсолютной любви. И, словно разуверившись, автор бросает нам горькую иронию над былой мечтой о гармонии. Перед нами люди, у которых духовная деформация сказывается и на внешнем облике. С болезненной напряженностью смотрят они вглубь себя, эмоционально закрытые и духовно разобщенные, люди без веры и любви, страшно одинокие, неспособные быть вместе, смотреть в глаза друг другу. Боль и мука остались да жертвенная чаша, чаша, которую каждому суждено носить до конца. Разве это не многие из нас?

Удивительной поэтичностью поражает графика Олега. Для него всегда было: живопись-проза, графика-поэзия. Последнее всегда на одном дыхании. Смело расправляясь с телом, его пропорциями, художник создает очень лиричные, романтичные работы. И при минимуме линий, скупости приемов, лаконизме высказывания автору удается создать эмоционально напористые, экспрессивные работы.

Предчувствуя ранний уход из жизни, Олег Прусов много работал, не жалея ни сил, ни здоровья. И с увлечением занимался не только живописью и графикой, но и писал стихи, рассказы, притчи.

Под ногами моими
Белый снег.
Как трудно идти по белому.

Олег Прусов

Поэзия Олега Прусова нежна и уютна. Вы не найдете здесь социальных и политических призывов, она не терпит крикливости, эстрадности и толпы. Она предполагает разговор один на один. Олега Прусова заботят непреходящие ценности, слушание своей души, но не мышиная возня в борьбе за власть и накопление денег. Творцы, как никто другой, понимают, что «суета всех сует — все равно суета».

Поэзия, творчество, как «сказочный город», где царят гармония, сны, любовь и откуда художнику приводится возвращаться «в мир хлопот, где без музыки люди живут».

...Если вам посчастливится встретить человека с печатью тайны и Судьбы, берегите его, ибо у него обнаженное сердце и очень большие крылья. Уберечь Олега Прусова мы, к сожалению, не смогли.